Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №5  за 1997 год

Однако начавшаяся франко-прусская война не дала возможности продолжить поиски. В последнем полученном Магеном из Испании письме сообщалось, что почти все водолазы парализованы, спуски может продолжать только один. Дело в том, что ни о какой декомпрессии в те дни не было и речи. Поэтому, несмотря на сравнительно небольшую глубину, кессонная болезнь подорвала здоровье водолазов. Да и сам Маген оказался прикован к постели. Водолазы, не получавшие за свой труд жалованья, объявили забастовку...

В 1873 году Ипполит Маген издал в Париже книгу «Галеоны Виго», где рассказал историю испанских сокровищ и высказал свои соображения по поводу их подъема. После выхода книги испанцы засекретили все исторические материалы, относящиеся к бухте Виго.

…В 1904 году в бухте Виго появились итальянцы Иберти и Джузеппе Пино; личность последнего заслуживает особого внимания.

Джузеппе Пино родился в 1870 году в Кьямпо-Арциньяно, в Италии. В 18 лет он переезжает в Милан, где продает свои первые изобретения в области электричества. На вырученные деньги приступает к работе над созданием подводного шара для исследования морских глубин. Через несколько лет его идея претворяется в жизнь, но молодого конструктора постигает неудача. Жители деревни Ваду, находящейся между Савоной и Генуей, где Пино проводит свои испытания, испугавшись «монстра», затапливают его. Тяжело пережив несчастье, Джузеппе продолжает работать над новыми изобретениями и постепенно приобретает авторитет и влиятельных покровителей. Они помогают ему учредить компанию, деятельность которой направлена на совершенствование водолазной техники.

В 1903 году близ Генуи проводятся испытания нового детища Пино — гидроскопа, заинтересовавшего военно-морское министерство Италии. Его аппарат представлял собой стальную шахту, состоящую из нескольких полых цилиндров, выдвигающихся, как у зрительной трубы, в зависимости от глубины погружения. Нижняя часть шахты заканчивалась камерой с 12 оптическими стеклами — иллюминаторами, расположенными вкруговую, а верхняя — стальной площадкой. Для придания конструкции большей плавучести площадка опиралась на пробковую платформу и закреплялась у борта исследовательского судна. Обследование дна проводилось наблюдателем, сидящем в смотровой камере, или с площадки, где могло, стоя, размещаться до 20 человек. В этом случае изображение передавалось на специальный экран при помощи сложной системы зеркал.

Для «полевых» испытаний аппарата Пино выбирает бухту Виго. Его давно привлекают эти места. Ознакомившись с архивными материалами по затопленным кораблям, Пино заключает с испанским правительством договор на проведение водолазных работ. Согласно этому документу, Испании причитается 20 процентов «всех богатств, какие бы ни были добыты».

В конце 1904 года в район поисков доставляют все оборудование, и Пино, полный надежд, приступает к делу.

Помимо гидроскопа в работах используется еще одно изобретение Джузеппе — элеватор для подъема со дна затонувших предметов. Он состоит из двух четырехугольных рам, к которым прикреплены двухслойные эластичные мешки из резины и брезента. Нижняя рама снабжена сильным магнитом, который, по замыслу автора, должен был притягивать железные предметы, и приспособлениями для крепления обнаруженных находок. В мешки насосом нагнетался воздух, и они устремлялись вверх, увлекая за собой привязанный к нижней раме груз. Этот прототип современного понтона должен был поднимать предметы весом до 30 тонн.

Расчеты изобретателя оправдались. За время работ удалось извлечь несколько чугунных пушек, 4 паровых котла с английского судна конца XIX века, один из которых весил 70 тонн. Кроме того, на одном из двух затонувших галеонов, обследованных Иберти и Пино, было найдено несколько золотых статуэток и серебряных слитков весом по 80 фунтов каждый. Однако баснословных сокровищ так и не было обнаружено.

Кзалось бы, эта неудача навсегда отобьет охоту у искателей подводных кладов тратить время и деньги на, возможно, даже и несуществующие сокровища. Но...

... В 1954 году попытал свое счастье в бухте Виго известный ныне бельгийский кладоискатель Робер Стенюи. 20-летний юноша, оставив престижный институт, вместе с приятелем отправляется в Испанию, где на дне бухты они находят 3 корпуса старинных кораблей, занесенных толстым слоем ила. Золота они не обнаружили. Их трофеями стали обломки глиняной посуды, ржавые кортики, пушечные ядра, балластные камни. В книге об этой экспедиции, которая вышла под названием «Золотые россыпи», Стенюи писал: «Лишь коснувшись рукой борта галеона на дне галеон «Сан Педро», в который еще никто не смог проникнуть. По некоторым историческим документам было известно, что на этом судне в самом начале сражения испанцы пытались перевезти сокровища на берег. Галеон был расстрелян английскими кораблями и затонул на сравнительно мелком месте, а местные рыбаки, чтобы золото не досталось врагу, завалили корабль большими глыбами. От времени камни срослись между собой, образовав прочный панцирь, который закрыл судно от кладоискателей.

Однако, как и ее предшественники, «Венчур» вытянула пустышку.

Не сопутствовала удача и американской «Атлантической спасательной экспедиции» во главе с инженером Джоном Поттером, который объединил в своей фирме коллег-кладоискателей (среди них был и Р.Стенюи), специалистов-техников и кредитодателей. Это общество в период 1956 — 1960 годов впервые серьезно и продуманно осуществило поиски конкретных галеонов. Но бухты Виго, я понял, что такое подлинная страсть. Действительно, можно потратить все свои деньги без остатка на поиски полусгнивших кусков дерева. И если бы меня спросили, где я хочу быть, я бы ответил — в Виго на галеоне».

К этому времени уже, пожалуй, невозможно было найти такое судно из затонувших в 1702 году, которое кладоискатели не пытались бы поднять или осмотреть.

И все же в ноябре 1955 года английская фирма «Венчур» купила у испанского правительства право на проведение водолазных работ в Виго. Внимание англичан привлек подобно своим предшественникам, эта экспедиция обнаружила только остатки затонувших кораблей...

За прошедшие почти 300 лет бухта стала синонимом несбывшихся надежд. И все же кладоискатели собрали важный материал, который, возможно, поможет историкам раскрыть тайну погребенного на дне бухты флота.

Анатолий Артюшкин

Дело вкуса: Самый демократичный культ

«В некотором селе Ламанчском, которого название, у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке. Олья чаще с говядиной, нежели с бараниной, почти всегда заменявшая ему ужин, яичница с салом по субботам, чечевица по пятницам, голубь в виде добавочного блюда по воскресеньям, — все это поглощало три четверти его доходов».

Эти строки из бессмертного повествования о Дон Кихоте вряд ли вдохновили бы неравнодушного к еде человека, собирающегося в Испанию. Смею вас уверить, что в современной Испании даже аскетичный Дон Кихот внешне больше походил бы на своего верного и пузатого оруженосца Санчо Пансу (а «панса» и означает «брюхо»).

Я ехал в Гранадский университет совершенствоваться в языке. Первым меня встретил в мадридском аэропорту Барахас профессор Гранадского университета Рафаэль. Студенту в незнакомой стране и при небольших средствах надо выяснить вопрос питания. Когда я спросил о качестве еды и ценах, он покровительственно похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я не беспокоился.

И предложил мне отведать бутербродик и пропустить стаканчик пива в придорожной забегаловке. «Бутербродик» оказался среднего размера булкой с несколькими слоями острой колбасы. Главное было — не вывихнуть челюсть. С того момента мне стало ясно — поесть испанцы любят и умеют. И, кажется, я здесь не пропаду.

«Культ еды» — понятие, с которым я сталкивался в Испании на каждом — буквально — углу. Куда бы вы ни попали, какие бы достопримечательности ни посетили, вы в конце концов непременно окажетесь в уютном, теплом, приветливом, источающем ароматы ресторанчике. Культ еды — это не только стиль жизни, это сама жизнь. Еда в Испании — это привычка, убеждение, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Скажем, мы привыкли, что ассортимент в ресторане и предлагаемое в любом доме — понятия диаметрально противоположные. Я имел возможность сравнить и ресторанную пищу, и домашние блюда, и то, что предлагают в студенческом общежитии: доступно, просто, полноценно, и везде — пальчики оближешь.

Возьмем, для примера, обыкновенную тортилью — картофельную яичницу, Попробуешь ее в холодном виде на куске хлеба в кафе-забегаловке и скажешь: «Яичница яичницей, ничего особенного», Но когда перед тобой благоухающее, пышное, острое яство величиной с противень да к нему мягкий хлеб с хрустящей корочкой и чистая вода, о всех остальных ценностях жизни не думаешь. Если придирчиво исследовать содержимое блюда, то здесь с приятным удивлением можно обнаружить и картошку, и аппетитные ломтики острой колбасы, и перец, и... Почему, правда, она при этом называется только «картофельной»? Наверное, потому, что если все перечислять, на название не хватит места.